Они собрали более миллиона рублей и выкупили права на кучу научно-популярных книг, чтобы выложить их бесплатно. Сейчас там 1500 книг. Судя по названиям и авторам - подбирали книги с умом. Некоторые я цитировал тут ранее. Пинкер, Сапольский, Марков, Докинз, Хокинг, Зимбардо и т.д.
У людей примерно то же самое, я думаю. Только пропорции вероятно другие и могут меняться в зависимости от уровня технологий. Но если это так, то никогда не будет у людей равенства и никогда левые идеи не умрут, всегда будут желающие отнимать у тех кто работает под каким-то благовидным предлогом.
===================
Французский биолог Дидье Дезор провел эксперимент с крысами в своей лаборатории в Нанси. Шесть крыс были запущены в клетку, откуда был только один выход -в бассейн. В конце бассейна была кормушка с едой, но поесть крыса не могла -доплыв, она брала еду и должна была вернуться к своим собратьям в клетку. Роли распределились очень быстро.
Половина крыс (три) начали плавать за едой и возвращаться. У двух собратья сразу отнимали еду, один «независимый пловец» был достаточно силен, чтобы съесть свою еду, ни с кем не поделившись. Две крысы-«эксплуататоры» никогда не плавали. И одна крыса не плавала, но и не была достаточно сильна, чтобы отбирать еду, поэтому она подбирала остатки корма.
Дидье повторил эксперимент в ДВАДЦАТИ клетках, и всегда соотношение было постоянным.
Чтобы лучше понять механизм крысиной иерархии, Дидье Дезор поместил шесть эксплуататоров вместе. Крысы дрались всю ночь. Наутро были распределены те же социальные роли: автоном, два эксплуататора, два эксплуатируемых, козел отпущения.
Такой же результат исследователь получил, поочередно поместив в одной клетке шесть эксплуатируемых крыс, затем шесть автономов и шесть козлов отпущения.
А знаете, что было самым удивительным. По исследованию мозга крыс оказалось, что самый большой стресс испытывали эксплуататоры - они боялись, что плавающие крысы перестанут им подчиняться.
=================
* последнее предложение про причины стресса - скорей всего отсебятина журналистов. я это скопировал, чтобы самому не писать. повышенный стресс, видимо, имел место быть, но без симптомов беспокойства. это важный нюанс
Разговор за депрессию зашел в комментах в ФБ. Но лучше сразу тут напишу. Я конечно не врач, но вынужденно самообразовался довольно изрядно на эту тему.
Есть такой эксперимент с собакой, которую били током и не давали уйти и у нее образовывалась выученная беспомощность, наверно многие слышали про него, так как тему выученной беспомощности довольно много мусолили несколько лет в русском интернете. Если вдруг не слышали - ищите сами, легко найдете.
Но чего многие, кто слышал про этот эксперимент, не знают, так это того, что по всем замерам этих экспериментаторов у собаки с беспомощностью уровень стресса падал, а собака у которой была возможность уйти от удара, но потом ее опять били - у нее уровень стресса оставался весьма высок.
Вот депрессия у людей - это примерно то же самое. Может не всегда и не любая, но наиболее типичная тяжелая депрессия - именно оно.
Человек живет с каким-то серьезным стрессом - обычно это либо тревога/страх, либо боль потери. Этот стресс постоянно лупит мозг внутри. Стресс у нас от природы предназначен для решения каких-то краткосрочных проблем - типа убежали от тигра и можно расслабиться. Долговременно постоянный стресс разрушает организм, причем довольно серьезно и не воображаемо, а именно физиологически - разрушает нервы, разрушает сердечно-сосудистую систему и т.д.
И вот у человека случается такой долговременный сильный стресс. Случается такое не у всех, а в основном у тех, кто генетически к этом предрасположен - что-то с нейромедиаторами не совсем так или с кортизолом. Это где-то вроде процентов 10 людей. Остальные, можете считать, что вам повезло, у вас стресс урегулируется правильно работающими нейро-химическими механизмами и шансы на депрессию у вас очень низки. Но вернемся к депрессии. Так вот, у организма при долгосрочном сильном стрессе происходят такие защитные реакции - во-первых, падает чувствительность нейронов к нейромедиаторам, чтобы бедные мозги не шпарило как электротоком все время. Во-вторых, мозг врубает вот эту самую выученную беспомощность, чтобы заглушить стресс. Это такой адаптивный самогипноз - раз мы ничего не можем все равно сделать, значит можно и не беспокоиться.
Неприятным является то, что мозг при этом впадает в цикл бесконечного самоубеждения, дающего стандартную депрессивную триаду - 1. все плохо 2. я - говно 3. будущего нет. Стресс то это все снижает, но если долго находиться в таком состоянии - все становится еще хуже. Без вариантов. Это самозатягивающаяся петля. Человек ничего продуктивного не делает, только бесконечно страдает. Человека такого либо вылечат, либо он убьет себя или пассивно окажется в ситуации, опасной для жизни и умрет от нее, либо он потеряет все - работу, близких людей, жилье и сдохнет на улице в канаве, либо его личность полностью разложится со временем. Усугубляет дело то, что в таком режиме человек лечиться не хочет и скорей всего даже будет сопротивляться, если его поведут. Так же такой человек избегает общения, да и общаться с ним становится неприятно и люди тоже его избегают.
... Зачитать целиком: Немного упрощенных размышлений про депрессию
Поразительно, но инстинкту самосохранения абсолютно безразлично — благоприятно новое поведение, новые непривычные обстоятельства или же они плохи — он в любом случае реагирует самым негативным образом. Для подтверждения этого факта над одной из собачек учудили такой эксперимент. Сначала ее обучили определенным образом доставать подкормку из специального устройства. Здесь нужно заметить, что в качестве подкормки (вознаграждения за удачное выполнение задания, т.е. положительного подкрепления) использовался сухарный порошок (вещь, как вы догадываетесь, съедобная, но отнюдь не деликатес).
Собака совершенно освоилась с этой задачей, выполняла ее быстро и успешно, но вот в очередной раз вместо сухарного порошка в это устройство положили кусок свежего мяса (вот уж поистине собачий деликатес!). Что же произошло? Собака, как и обычно, т.е. следуя своей привычке, подбежала к этому устройству и специальным образом открыла его крышку, но, не обнаружив там сухарного порошка, впала в ужасное беспокойство, отказалась от мяса (вы можете себе это представить?) и вообще полностью лишилась способности справляться с этим заданием!
Мясо, конечно же, лучше сухарного порошка, но, если, согласно привычке (или, иначе, динамическому стереотипу), должен быть порошок, мясо уже не подходит, причем ни под каким соусом. Инстинкт самосохранения интересуется не последствиями поведения, а строгим и непременным выполнением всех пунктов, заложенных в программу данного поведенческого стереотипа.
Иван Петрович Павлов — великий русский ученый, академик и лауреат Нобелевской премии — личность выдающаяся! Дотошный до безобразия, мучавший не только подопытных собак, но и всех своих коллег и сотрудников, он создал поистине колоссальную науку о мозге и психике, но вошел в историю как автор незамысловатых «условных рефлексов», хорошо нам известных еще по школьной программе. Вся беда в политическом строе: да, его обласкали коммунисты (а что прикажете делать с нобелевским лауреатом?), но они же его и похоронили, упростив павловское учение до двух притопов, трех прихлопов.
Удивительно, но последующие господа диссиденты, взявшие реванш у товарищей коммунистов, оказались в отношении Ивана Петровича столь же близорукими. Все словно бы и забыли, что Павлов изучал не только собачек да обезьянок, но еще и человека, работал в психиатрической клинике (ныне это Клиника неврозов им. И. П. Павлова), а также этот «ретроград» открыл и сформулировал «рефлекс свободы»! Наконец, этот «коммуняка» бойкотировал научные форумы, выказывая таким образом свое негодование по поводу арестов и разрушения церквей, и, что тоже факт, написал товарищу Сталину письмо, в котором открыто назвал его автором фашистского строя. Вот такой «коммуняка»…
...рефлекс свободы есть общее свойство, общая реакция животных, один из важнейших прирожденных рефлексов. Не будь его, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни. И мы знаем хорошо, как все животные, лишенные обычной свободы, стремятся освобождаться, особенно, конечно, дикие, впервые плененные человеком. Но факт, так общеизвестный, до сих пор не имел правильного обозначения и не был зачисляем регулярно в систематику прирожденных рефлексов.
С моральной и физической болью то же самое, только другой участок мозга, конечно же. Все это вполне логично с точки зрения оптимизации ресурсов, но имеет свои побочные эффекты.
Тревога усиливает отдел вегетативной нервной системы, который подавляет работу системы пищеварения (это так называемый «симпатический отдел» вегетативной нервной системы). Если организм находится в тревоге, то у него избирательно усиливается работа только тех органов, которые необходимы живому существу, чтобы спастись от опасности, – активизируется работа сердца, повышается артериальное давление, изменяется ритм дыхания и т. п. Для бегства и нападения желудок не нужен, а потому в эти периоды его работа просто приостанавливается.
Человек, у которого развилась острая депрессия (например, как реакция на тяжелый стресс), может потерять до 10 кг в течение одного месяца. А количество утраченных килограммов в каком-то смысле может рассматриваться как критерий тяжести депрессивного расстройства.
Впрочем, увеличению массы тела при депрессии, как это ни парадоксально, мы также обязаны этому второму из двух описанных механизмов. Тут возникает своеобразная коллизия. Если человеку, страдающему депрессией и пребывающему в состоянии тревоги, все-таки удается что-нибудь съесть, то может возникнуть следующая ситуация. Поглощаемая им пища воздействует на соответствующие рецепторы, что приводит к активизации мозговых центров, отвечающих за пищеварение. Инициатива, что называется, идет снизу.
Активизация парасимпатического отдела вегетативной нервной системы (являющегося антагонистом симпатического отдела, активизирующегося при тревоге) снижает симпатические влияния. Кровь, образно выражаясь, оттекает к желудку, снижается частота сердцебиений, нормализуется артериальное давление, а это автоматически приводит к снижению чувства тревоги. Таким образом, прием пищи может стать своего рода защитным механизмом, уменьшающим тревогу. Человеку становится легче, и в его мозгу формируется такой рефлекс: если ты ешь, тебе становится лучше.
В результате человек, страдающий депрессией, набирающий иногда до двух – трех десятков килограммов за полгода, может обратиться к врачу с жалобами на жор, а не на депрессию. И не стоит удивляться тому, что обычное время для приступов жора у таких пациентов – ночное, когда тревога грозит вот – вот пробудиться и нарушить сон. Причем в качестве излюбленных «пищевых противотревожных средств» ими используются хлебобулочные изделия, которые способны быстро разбухнуть в желудке и оказать таким образом максимальное воздействие на соответствующие рецепторы, а также традиционные раздражители пищеварительной деятельности – специи, приправы или, например, лимон.
Наконец, не обходится здесь и без желания себя порадовать: человек пытается поднять себе настроение, налегая на еду. В скором времени, по мере развития депрессии и утраты способности к ощущению удовольствия, соответствующая цель уже не может быть достигнута таким образом. Но человек продолжает жевать «на автомате», якобы отвлекаясь от тяжелых дум.
...пациенты с тяжелой генетической депрессией часто хорошо засыпают, но просыпаются рано утром, до будильника, и всегда с чувством тревоги и внутреннего напряжения. К вечеру они несколько «расходятся» и чувствуют себя лучше. По всей видимости, за день депрессия отчасти преодолевается за счет постоянного притока в мозг возбуждения от производимых человеком дел и прочих событий. Ночью же количество этих раздражений уменьшается, и мозг снова оказывается в своем болезненном, полузаторможенном состоянии. В результате сон становится поверхностным, чрезвычайно чутким, тревожным, сновидения кажутся человеку не естественными и спонтанными, а «сделанными». Наутро он может думать, что вообще не спал, чувствовать себя разбитым, уставшим, с тяжелой головой.
Есть, впрочем, и другое объяснение этих специфических для депрессии нарушений сна. Поскольку тревога – это эмоция, то локализуется она в глубоких слоях мозга, а во время сна засыпает в основном «верхняя» его часть. По всей видимости, именно поэтому люди, страдающие депрессией, зачастую достаточно хорошо засыпают, но через 3–5 часов сна внезапно пробуждаются, как от внутреннего толчка, испытывают неопределенное беспокойство и тревогу. То есть нижние слои мозга дожидаются, пока верхние его слои уснут, и тогда тревога, всегда скрывающаяся за депрессией, вдруг прорывается. После подобного пробуждения заснуть, как правило, трудно, а если сон и вернется, то становится поверхностным и тревожным.
При депрессивном неврозе, напротив, чаще затрудняется процесс засыпания: человек крутится в постели, не находит себе места, не может улечься, временами хочет встать и начать что-нибудь делать. Он постоянно думает о том, что не может заснуть, а на следующий день будет плохо себя чувствовать. Подобные рассуждения, конечно, значительно откладывают его сон, который с тревожным состоянием никак не согласуется. Возможны, кстати сказать, на фоне депрессии и кошмарные сновидения, а также связанные с ними ночные пробуждения.
Так или иначе, но симптом нарушения сна, хотя и расположен здесь почти в самом конце списка, является одним из самых существенных признаков депрессии. Представить себе депрессию без нарушений сна практически невозможно. И потому если вы хорошо спите, то претендовать на диагноз «депрессия» вам, к счастью, не следует, по крайней мере пока.
Человек, страдающий депрессией, как правило, не сожалеет о том, что ему придется расстаться с жизнью. Напротив, он видит в самоубийстве избавление от страдания. А сдерживает его, с одной стороны, естественное нежелание переживать физическую боль, а с другой стороны – мысли о близких. Впрочем, если человеку кажется, что он только мешает своим близким, а его внутренняя, душевная боль невыносима, эти препятствия перестают защищать его жизнь.
На счастье, при тяжелых депрессиях (за счет выраженности процессов торможения) у пациентов, как правило, недостает внутренних сил для формирования конкретных планов самоубийства, а тем более для их реализации. Иногда это может создать иллюзию относительно неплохого состояния пациента, тогда как на самом деле это говорит о его запредельной тяжести.
Выражаясь формальным научным языком, депрессия – это сниженное настроение. Но сниженное настроение сниженному настроению рознь. Всякий из нас за свою жизнь неоднократно расстраивался, впадал в тоску и клял свою судьбинушку на чем свет стоит, но не всякому известно, что такое настоящая депрессия. Когда ты просто расстраиваешься, то где-то внутри себя ты хорошо знаешь: это временно, это не навсегда, «просто не повезло», это ни к чему не обязывающая неудача. В депрессии же все иначе, здесь не «расстройство», здесь какая-то расстроенность, кажется, что тебя взяли и разладили, как старое пианино. Это не банальное невезение, это чувство безысходности.
То, что обычным человеком воспринимается позитивно, то, что его радует, то, что вселяет в него уверенность и надежду, на депрессивного больного действует прямо противоположным образом. Весь мир перекрашивается для него в черные тона. Уинстон Черчилль, страдавший эпизодами тяжелой депрессии, называл их «черным псом, только и ждущим, чтобы показать свой оскал». Эрнест Хемингуэй, депрессия которого завершилась самоубийством, говорил: «Это мои черножопые дни». А в песне «Роллинг Стоунз» звучат слова, отражающие восприятие жизни депрессивным больным: «Я вижу красную дверь и хочу перекрасить ее в черный цвет».
Наконец, выдающийся американский политик, великий президент США – Авраам Линкольн, мучимый депрессией, говорил страшные слова, в которых чувствуется роковая обреченность: «Я сегодня самый убогий человек из всех живущих. Если бы мои чувства равномерно распределить по всему человеческому роду, на земле не нашлось бы ни одной улыбки. Буду ли когда-нибудь чувствовать себя лучше? Не знаю». И поверьте мне, что эта фраза была написана отнюдь не для красного словца. Таково реальное, неподдельное и не наигранное самоощущение человека, погруженного во мрак депрессии.
Стоит ли останавливаться на том, что никого из этих людей нельзя причислить к «слабохарактерным» типам? А нужно ли уточнять: если даже такие, без всякого преувеличения, сильные и легендарные личности оказывались под гнетом депрессии и сдавались ей, то враг, о котором мы ведем речь, – противник серьезный и по – настоящему страшный? И наконец, надо ли теперь объяснять, что в случае депрессии мы имеем не просто сниженное настроение, а патологию, болезнь настроения? Догадываюсь, что эта формулировка звучит сложновато, но попытайтесь это понять: депрессия – это не просто сниженное настроение, а такое состояние человека, его мозга и психики, при котором само его настроение оказывается больным.
И поэтому ошибочно объяснять свою депрессию «неприятностями» (внешними причинами): мол, у меня все плохо, и поэтому мне плохо. Здесь дело в другом: неприятности, возможно, действительно нарушили нормальную работу нашего мозга и нашей психики, и именно поэтому, а не из-за самих неприятностей, мы чувствуем это свое «плохо».
Само по себе наше настроение (не больное, а нормальное) – это по большому счету просто реакция человека на внешние события и обстоятельства; это способ, которым наш организм сообщает нам о том, в какой жизненной ситуации мы находимся. Если мы испытываем положительные эмоции – значит, все у нас нормально, а внешние обстоятельства в полной мере отвечают нашим потребностям. Если же у нас эмоции отрицательные, то, значит, все наоборот: наши потребности не получили желанного удовлетворения.
...
Из которой я с прискорбием осознал, что я нихуя не чистый шизоид, а шизоид с неожиданно для себя огромной примесью истероида, только истероидность у меня не "стервозного" типа. Осознать это было очень тяжело потому, что всю жизнь меня учили сначала другие, а потом я учил себя сам презирать людей с истероидным поведением, считая что это нечто недостойное "высокого звания человека", как говорили в СССР. Ебаный стыд.
Мне кажется эта версия политической ориентации действительно лучше той, которую, обычно используют сейчас в виде квадрата. Ну и конечно же обе они лучше очень мутной линейной классификации лево-право.
Видео довольно тривиально, и даже я бы сказал чрезмерно примитивно. Более серьезно это объясняет, например, тот же Курпатов - в условиях бездействия психической энергии*, которая вырабатывается ретикулярной формацией, некуда деваться и потому побуждение сделать что-нибудь растет тем сильнее, чем дольше человек находится в бездействии. Отвлекая мозг потреблением информации мы эту энергию убиваем, так как мозг либо генерирует идеи, либо потребляет информацию, одновременно он это делать не умеет (согласно Курпатову).
Но меня впечатлил в видео этот эксперимент, что многие люди нажимают на кнопку, бьющую их током, не выдержав скуки. Это означает, что чтобы избежать скуки, люди могут заниматься не только полезными делами, но и чем-то, что доставляет страдание им самим. Вам может показаться, что это мое утверждение тоже тривиально - дескать и так всем известно, что от скуки люди часто творят хуйню. Но тут речь идет о том, что они совершают не случайные действия, не продумав их как следует, а о том, что они совершают действия, про которые гарантировано уже знают, что в результате получат боль и страдание.
-----------
* психическая энергия - условный термин. ретикулярная формация, древняя часть мозга, генерирует сигналы, побуждающие мозг к активности.
We show that individuals with Dark Triad traits—Machiavellianism, Narcissism, Psychopathy — more frequently signal virtuous victimhood, controlling for demographic and socioeconomic variables that are commonly associated with victimization in Western societies. In Study 5, we show that a specific dimension of Machiavellianism — amoral manipulation — and a form of narcissism that reflects a person’s belief in their superior prosociality predict more frequent virtuous victim signaling.
Я помню одно лето, это было очень давно. Мне четырнадцать. Мы с мамой и тетей Перл поехали на каникулы в Пенсильванию к дяде Джо. Одним ясным солнечным утром я проснулась, а моя мама мертва – она утонула в бассейне.
Это истина случившегося. Истина, заключенная в рассказе, немного отличается. В мыслях я часто возвращаюсь к этому событию, и с каждым разом воспоминание становится все более материальным и осязаемым. Я вижу величественные сосны, ощущаю свежий запах смолы, чувствую зеленую от водорослей озерную воду на своей коже и вкус холодного чая со свежевыжатым лимонным соком, который готовил дядя Джо. Но сам момент смерти всегда оставался туманным и неясным. Я так и не увидела тело матери и не могла представить ее мертвой. Последнее, что я помню о ней, – как вечером накануне смерти она подошла ко мне на цыпочках, быстро обняла и прошептала «Люблю тебя».
Тридцать лет спустя, на праздновании девяностолетия дяди Джо, он рассказал, что именно я нашла маму в бассейне. После первого шока – «нет, это была тетя Перл, я спала, я ничего не помню» – воспоминания начали возвращаться – медленно и непредсказуемо, словно дымок, вьющийся над лагерным костром из сосновых бревен. Я видела себя – худенькую темноволосую девочку, которая смотрела на сверкающую голубую воду бассейна. Моя мама, одетая в ночную сорочку, лежала ничком на поверхности воды. «Мам? Мам?» – окликала я ее, повышая голос от ужаса. Я начала кричать. Я помню полицейские машины, их мигалки и носилки с чистой белой простыней, которую подоткнули под ее тело.
Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти матери… воспоминания об этом всегда хранились в моей голове, просто я не могла до них добраться. Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все встало на свои места. Возможно, это воспоминание, умершее и теперь вновь ожившее, могло объяснить мою одержимость искаженными воспоминаниями, мой маниакальный трудоголизм, мою жажду защищенности и безусловной любви.
За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как-то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл.
После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления оттого, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации. Когда мои воспоминания оказались выдумкой, я почувствовала странное желание вернуть себе правду-историю, такую яркую и динамичную. Это подробное, но полностью выдуманное воспоминание завораживало своей детальностью, проработанностью до мелочей, полным отсутствием неясных, туманных моментов. Я хотя бы знала, что случилось в этот день, в моем воспоминании были начало, середина и конец, по крайней мере, в нем все сходилось. Но когда оно исчезло, у меня осталось лишь несколько мрачных деталей, огромное количество пробелов и мучительная, бесконечная печаль.